Локи: наличие отсутствия
- Ну уж это положительно интересно, - трясясь от хохота проговорил профессор, - что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет! (© М. Булгаков)

А почему, собственно, нет - вот же он, Локи, во всей своей трикстерской красе! Рыжий стройный красавец среднего роста - даром, что великан. Впрочем, великанство в скандинавских сагах - штука весьма и весьма портативная. Тор вот выспался в великановой рукавице, и преотлично, приняв ее за дом - но когда асы или ваны крутят любовь с великаншами, такой разницы в размерах не наблюдается. Так что Локи все-таки великан. Хотя и невысокий )))
Именно великан. Он не ас и не ван, он йотун, он из рода ледяных великанов. Огонь, сын льда? Хм... вулканизм в северных широтах? Почему бы и нет, даже и в наши дни вулканы Исландии дают о себе знать.
Итак, Локи - великан, йотун. А это значит - он СТАРШЕ Одина. Он старше всей компании из Асгарда. Он "из раньшего времени". Тоже вообще-то неудивительно - Прометей тоже "из раньшего времени"... так и хочется поинтересоваться у квалифицированных античников, не мог ли Прометей быть огненным божеством в до-олимпийский период? Тем более, что родство обычного огня и огня вдохновения и разума отмечалось в разных мифах, вот в древнем Египте, если мне мой склероз не изменяет, огонь проходил по ведомству Гора, причем именно по этой причине. Так что вопрос Прометея для меня остается открытым.
Но был ли он огненным богом или нет, а в олимпийский период у огня есть те, кто за него отвечает. Огонь домашнего очага? Это Гестия. Огонь кузнечного горна? Пожалуйте к Гефесту. Впрочем, кое-какие огненные атрибуты были и у других богов, зачастую неожиданных.
Бывали и варианты, где огнем занималось одно божество. Тот же Агни Семипламенный, к примеру. Поначалу вообще один из самых значимых богов, потом его подвинули всего лишь в локапалы-миродержцы, но в локапалах ходить - не в кордебалете на подтанцовках прыгать. Агни - это очень и очень серьезно.
Огонь - это и вообще серьезно.
В индоевропейской традиции огонь чист, огонь свят. При огне нельзя даже ругаться - вспомним хотя бы русское "сказал бы я тебе, да печь в избе". Огонь наделяет силой положительных героев - недаром все Золухи и Золушки, будь то шотландский Ассипатл, грузинский Золодув или очередной Иван-дурак, не говоря уже обо всем известной Синдерелле-Сандрильоне, так любили сидеть у очага, пересыпая теплую золу! Одним словом, картинка благостная до полного умиления - но ровно до тех пор, пока мы не добираемся до Локи.
Потому что Локи у нас, изволите ли видеть, злокозненный.
Нет, ну я фигею, дорогая редакция! Как клятвы нарушать и прочие безобразия хулиганить, так весь Асгард строем почти в полном составе со всем божественным размахом. Но вот уже как разбираться с последствиями - так "Локи, придумай что-нибудь" (это если проблему не решили сразу же Мьёлльниром или еще чем-то увесистым по тыкве, ибо нет человека - нет проблемы). Локи и разгребает последствия. Но именно Локи после всего этого "злокозненный". С ума сойти можно. На самом деле реально-то единственный эпизод, который заслуживает подобного эпитета - это гибель Бальдра. С ним-то Локи что не поделил? Но о Бальдре чуть позже, потому что и тут имеется наличие отсутствия, что прямо-таки роднит его с Локи. А эпизод... загадочен, да. Скажем мягче - странен. Ощущение резкой неполноты предания. Лакуны, а может, и не одной.
Итак, наш злокозненный в конце концов нарвался. Формально - по результатам знаменитой божественной перебранки (кстати, тоже вполне себе ритуал). Ну да, ни разу не за то, что мощный шаман, причем с технологиями, резко отличными от применяемых Одином. Локи не только в животных перевоплощаться умеет, но и пол менять, причем не только внешне. Не скажу, что это умение среди асов и ванов служит к его чести - "муж женовидный" было самым страшным оскорблением у викингов, и когда Тору ради благого дела пришлось переодеться в женское платье, визгу было - аж страшно. А вот для шамана трансвестизм - это как раз нормально, и уже в исторический период (например, в "Саге о Гисли") такое поведение отмечено. Ну, а Локи как супершаман меняет не только платье, а все тело. Хотя сравнение шаманских практик Одина и Локи - это и вообще отдельная и весьма занятная тема, так что не будем отвлекаться.
Короче говоря, по ходу упомянутой перебранки Локи обложил всех богов на пару этажей круче, нежели они его, выиграв таким образом состязание в сквернословии, а заодно - невесть с какой радости - признался, что гибель Бальдра его рук дело. Непонятно, зачем - ему ведь это сошло с рук. Аплодисментов, что ли, захотелось? Но на этом шуточки Локи и закончились. Если все на одного, уже не до шуток. В узилище ввергли, в цепи заковали, змеищу ядовитую над головой подвесили - лежи теперь и мучайся аж до самого Рагнарёка (на который боги, ИМХО, нарывались с максимальным старанием, не упустив ни одной детали). И вот тут начинается самое интересное и непонятное.
Боги вообще-то не просто так существуют, а еще и за что-то отвечают. В ведении Локи, как мы помним, огонь. И вот Локи посажен на цепь и так далее. Но ОН НЕ МЕРТВ. И он продолжает быть богом огня!!!
То есть функции Локи на себя не взял никто. Он так и остается до самого Рагнарёка в творческом отпуске по причине тюремного заключения. И получается, что ОГНЮ МОЛИТЬСЯ НЕЛЬЗЯ! Нельзя ставить капища Локи, как их бы возвели тому же Одину или Тору! Локи проклят! Вроде и есть божество - власти над огнем его никто не лишал - но молиться ему нельзя, чтить нельзя и жертвы приносить нельзя. Вот оно, наличие отсутствия!
Интересно, не так ли?
Ничего, Локи в этом плане не одинок, есть у него товарищ по творческому отпуску - и это как раз Бальдр.
Бог весны, ага.
По идее Бальдр стоит в ряду многих и многих богов весны или урожая - умирающих и возрождающихся божеств. Из самых известных вспомним хотя бы Персефону. Да, но как раз Персефона в этом смысле богиня правильная - полгода в Аиде сидит, полгода по земле ходит. Все, как и положено подобным богам. А вот Бальдр отправляется в царство Хель насовсем - и до самого Рагнарёка не выйдет оттуда. Нормального бога весны Хель должна была бы отпускать на побывку - а не отпускает. Раз нашлось живое существо, которое не плачет по Бальдру, то сидеть Бальдру у нее безвылазно. То есть весна все-таки есть - куда ж она денется-то? - а вот бога у нее больше НЕТ. Хот где-то там он и есть. Но не здесь.
Мир скандинавских мифов - по крайней мере, тех, которые мы знаем - это очень странный мир, если приглядеться. Это мир безбожной весны и несвятого огня.
Хотелось бы знать, почему...


 

Еще одна допсцена)

читать дальше




Источник: ginruru.tumblr.com/post/68807808956/my-expectat...

брать = комментировать

Фокусы и трюки
Автор: Sandra-hunta
Фандом: цикл фильмов о Торе
Тайминг: герои по возрасту - между подростками и юношами. Асгард
Персонажи: Тор, Локи
Жанр: джен, гет
Рейтинг: PG-13
Размер: миди
Статус: закончен
Саммари: Локи осваивает новую магию, Тор уверен, что это опасно.

читать дальшеЛоки стоит на коленях. Он работает в тени, в глубине мастерской. Тор видит его не сразу – и сперва думает, что ошибся. Чистый, сладкий запах дерева плывет вокруг них. Летят золотые опилки. От натуги Локи вспотел, волосы липнут к лицу, он дышит рывками, рубанок тяжело идет у него под рукой. Незачем благородному асу – принцу Асгарда подавно – копошиться в мастерских и кряхтеть на коленях. Локи посадил занозу. Он высасывает ее, подцепляет зубами и тащит. Сплевывает в сторону. Увидев Тора, Локи улыбается – но не встает с пола. Стонет пила. Двое подмастерий трудятся над здоровенным поленом. Крепкие ребята. Гораздо крепче, чем его брат.
- Некому тебе услужить?
- Они особенные.
Локи кивает на гладкие доски, сложенные у стены.
- Выйти должны – из-под моей руки.
- Для чего они?
Локи дует на опилки, и они несутся по полу. Летят быстрее и дольше, чем должны бы – от дуновения. Они поднимаются выше и кружатся в вихре. Перед Тором вырастает неряшливый абрис – потом силуэт – и вот уже пес с сияющей, золотой шерстью крутится у его ног, ловит собственный хвост. Глупая псина натыкается на Тора, поднимает морду и смотрит на него доверчивым, просительным взглядом. Тор нехотя тянет руку, чтобы потрепать псу уши, а тот встает на задние лапы – и передние кладет ему на плечи.
- Он твой, - улыбается Локи.
Его брат откладывает рубанок и собирает доски.
- Ты ему нравишься.
Псина лижет Тору лицо. Ну, ну, отличный зверь, хороший зверь. Как бы только тебя назвать?
- Ты всем нравишься.
Локи уходит, мягко тронув его за локоть. Несет доски в руках, хотя мог бы, наверное, поднять в воздух. Локи мог бы любому здесь приказать нести доски за ним, но тащит сам. Тору кажется, что он что-то забыл. Только вечером, в своих покоях он вспоминает: Локи так и не ответил, что мастерил. Стоит этой мысли вспыхнуть в голове Тора, как золотые опилки падают к его ногам. Он все еще чувствует тепло – от того, как пес жался к его коленям.

- Если ты скажешь, я не стану.
Иногда Тор ему завидует. Это чистой воды подхалимство, и отец прекрасно знает, что хороший Локи обойдется ему вдвое дороже, чем плохой Тор, но когда Локи сидит на ступеньках у трона – и Тор слышит их голоса, в груди начинает что-то ворочаться. Локи сидит близко. Он по левую руку, и законное место Тора – справа от отца – свободно, но Тор его не займет. Нечего, они почти что взрослые мужчины. Уже – взрослые мужчины. Если Локи хочется цепляться за юбку матери и донимать отца, подбирая, как собака с пола, крохи его времени и ошметки его дня, это на совести Локи. Но они… разговаривают. Отец не дает ему урок. Не делает внушения. Отец не готовится. Его слова – когда они для Локи – становятся пустыми и легкими, их не требуется запомнить на века, в них нет ни мудрости, ни спасенья, они не мостят ступени в будущее, а сыплются без повода. Наверно, в них не много толка, но раз отец так щедр с Локи – почему Тору он не отсыплет и горсти?
- Решай сам.
- Это значит, что ты против?
- Это значит, что решать тебе.
У отца усталый голос. А Локи дребезжит, как плохо закрытое окошко в ветреный вечер.
- А что бы ты предпочел?
Они еще не ссорятся – но уже точно начнут. Когда с отцом ссорится Тор, они кричат друг на друга, злость прокатывается через них – и, отхлынув, не возвращается. Когда отец ссорится с Локи, все по-другому.
- Я предпочел бы, чтобы ты не спрашивал. Чтобы ты не знал об этом достаточно: для того, чтоб спросить.
Отец мучается. Тор это слышит. В честной драке нет ни подлости, ни жестокости, но Локи с ним не воюет – Локи его травит. Вот он по-прежнему сидит у трона, у отцовских ног, и кладет ладонь отцу на колено, наклоняется ближе.
- Ты говорил, что я должен быть сильным. Я хотел…
- Так бери меч и набивай руку!
Отец не бьет его – просто стряхивает его ладонь, но так всегда с Локи: он кажется слабее, чем он есть, и все на свете переворачивается с ног на голову, стоит ему оказаться поблизости. Теперь отец встал. Он расхаживает перед троном: и не смотрит на Локи, лежащего на ступеньках. Стражник, шедший к нему с докладом, замедлил шаг и развернулся на полпути.
- Вытащи на арену своего брата. Хоть раз – победи его в схватке. Почему ты не можешь сражаться, собирать тумаки и лезть в неприятности, как Тор и его мальчишки?
Они не в неприятности лезут, а вершат подвиги.
- Я могу сражаться не хуже любого из них.
Ложь, но почти безобидная. За Локи не нужно присматривать на поле боя, и на том спасибо.
- Я хочу приняться за то, в чем мне не будет равных.
Вот он встает – и делает шаг вперед, и отец по-прежнему не хочет на него смотреть. Происходит что-то плохое – что-то похуже ссоры или ловушки с приманкой, которые Локи расставляет, если ему что-то нужно. Происходит что-то, что отцу не нравится – ужасно не нравится – и чего при всем при этом он не может остановить. А Тор до сих пор думал, что так быть не может. Верил, что так быть не может. И до тошноты, до озноба боится теперь поверить в обратное.
- Фрейя рассказывала, что и ты…
- Эта потаскуха не знает, что мелит! А ты не знаешь, кого стоит слушать – и о чем не стоит трещать.
Отец берет его лицо в свои руки, и Гунгнир, тяжелый, смертоносный, с гулким звоном падает на пол.
- Я был за тем порогом. И я вернулся назад. Я сделал это неспроста.
Отец гладит Локи по волосам, треплет его по плечу – как будто проверяет, из чего он сделан. Как будто Локи здесь впервые, или, может статься, его не существует вовсе.
- Если ты хочешь пойти туда – останавливать тебя не стану. Знай только, что пойдешь ты один. Ни подсказок, ни напутствий я тебе не дам, а твоя мать здесь тебе не поможет.
Локи целует его ладонь. Отец отпускает его: с досадой, как проигравший.
- Это колдовство вытянет из тебя силы, сожрет твои потроха и выпьет твою кровь. Приготовься как следует. Ты уходишь в сторону от всех прочих, и отныне твоя дорога печальна и пуста, Локи.
Локи говорит совсем тихо – но слова так же тяжелы и крепки, как Гунгнин, так же гулко звенят, когда падают:
- Зато она моя.
Тор не подходит к трону: ни сейчас, ни после. Отец звал его, чтобы наподдать за вылазку в Мидгард и отлов пикси, но почему-то Тор думает, что теперь – он не вспомнит.

Утро обрушивается на него, как волна на камни, и шипит пена. Небо обнимает мир радушно и сердечно. Солнце бьет в глаза. Они с отцом едут к верфи, посмотреть на корабль, который построил Эгир. В доках, где стучат молотки и стонут пилы, Тор опять видит Локи. Тор тянет поводья и кивает на брата.
- Отец, погляди!
Локи построил какую-то чушь со ступеньками, и теперь проверяет ее на прочность: ступеньку пониже пробует каблуком, а ту, что повыше, - коленом.
- Ты говорил, одному из нас стать королем? Так я пойду, сяду на трон. Локи у нас теперь плотник.
Конь отца волнуется и топчет в нетерпении землю. Отец удерживает его на месте и не сводит глаза с Локи. Наконец он говорит:
- Я встречу тебя на корабле, если управишься в срок. Иди и помоги брату.
Тор возмущен:
- Он строит лестницу для библиотеки!
И отец его осаживает:
- Все лучше, чем праздно молоть языком!
Тор не спорит: не потому, что не хочет, а потому, что не находятся слова. Когда он бросает поводья мальчишке, тот смотрит на него, как на бога, и путается в ногах, когда идет привязать лошадь. А Локи они будто бы не замечают. Вроде, так и должно быть, но это – не пир и даже не совет, Тору не льстит внимание, он за него не борется. Локи – его брат, а значит, Локи – это он сам, и нечего мальчишкам на посылках и рабочим в доках думать, что это в порядке вещей – когда сын Одина потеет и горбатится вместе с ними. У Локи узкая спина: кажется, переломить можно одним ударом. Тор смотрит на него и внутри поднимается отчаянное желание намять кому-нибудь бока. За Локи. Совсем недавно это чувство пришло впервые: вдруг обнаружилось, что они не равны. Не только в силе. Не в любви, которую питал к ним отец. Не в битве, которую они вели каждый день, за каждый взгляд, за каждое сердце и каждую вещь во всех девяти мирах сразу. Локи заснул на своих книгах. Тор пришел к нему от матери: она думала, они поссорились. Они не ссорились, они подрались, и повод был достойный – пусть Тор и забыл, какой. Локи спал. Рот у него был открыт, нос измазан чернилами. Его лицо было детским, как будто удивленным. И Тор узнал его. Он не стал бы об этом болтать, но если бы захотел – не знал бы, как. Они вместе росли. Сколько Тор помнил себя, он помнил Локи. И в каждый следующий день – казалось, что Локи стоит перед ним таким же, каким стоял вчера. Когда они оба могли зайти под стол, не нагибаясь, им казалось, что они взрослые, что вот отсюда, из-под края скатерти, все народы и смотрят на мир. Когда они впервые проверяли, как ложится в ладонь тренировочный меч, им казалось, что они всегда были такими – и точно такими же выйдут в свой первый бой. Теперь Тор почти мог сравняться ростом с отцом, а Локи был только на полголовы ниже, и они больше не делили одни покои, и теплая, мягкая девушка спала в постели Тора – рубашка задралась к самой груди, он видел, когда уходил, уйти было нелегко, - и вот им снова казалось, что ровно такими они были с рождения – и будут еще десять тысяч лет. Но Тор посмотрел на Локи – и с ошеломляющей ясностью вспомнил, как тот был ребенком. Локи стал вдруг – маленьким и бестолковым, рядом с ним, взрослым и грозным Тором. Его младший брат. Тор почувствовал, как что-то меняется, сдвигается у него внутри. Как это воспоминание прорастает в нем, раздвигает его мир, теснит его нутро. Тор понял, что оно останется в нем навсегда. И побоялся сесть рядом с Локи на скамью: чтоб не потревожить. Вечером за ужином они по очереди дергали Сиф за волосы – и Локи устроил так, что попался Тор. Не удалось заставить подлеца признаться. Тор отколотил бы его, если б догнал, - но это чувство никуда не ушло: оно заснуло, как будто затянулась рана: готовая в любой момент открыться.
Тор спрашивает:
- Для чего тебе лестница?
И не возражает, когда Локи просит помочь переправить ее на старый маяк.

- Девять ступеней – на девять миров.
Локи по очереди касается каждой руны, на каждой ступеньке. Внутри маяка – темно и сыро. Свет – так высоко, как будто их швырнули в темницу.
- Хельхейм, Свартлхельм, Нифльхейм…
Он поправляет руну, острие глубже врезается в дерево. Для начертанья Локи использовал клинок. Впервые Тор видел, чтобы так писал заклинание – кто-то, кроме отца. А держал Локи кинжал точно так же.
- …Йотунхейм и Ванхейм…
- А зад, стало быть, ты водрузишь прямиком на Асгард?
Локи улыбается:
- Разве не о том же ты мечтаешь, когда представляешь себя на троне?
Вот в чем беда с Локи. Ты не сразу понимаешь, чем обидны его слова, но спустить уже не можешь: потому что точно знаешь – обидны.
- Даже если бы от меня Асгарду достался один только зад, он был бы в сто крат полезнее, чем твоя злокозненная голова.
Не молодец ли он?
Локи не отвечает. То ли потому, что Тор действительно – молодец. То ли потому, что Локи боль принимает гораздо хуже, чем положено воину, и теперь думает только о своей порезанной руке. Порез глубокий. Локи вдавливает лезвие в ладонь, сжимает ее – чашей – накапливая кровь. Тор видел раненых солдат, он видел мертвые тела, он видел, даже на них двоих, раны и ссадины похуже, но сейчас его мутит. Он спрашивает, чтобы отвлечь Локи:
- Зачем нужно такое сидение? Отец учил меня гальду. Но ничего о нем не говорил.
Отец пытался – учить его, и где-то рядом был Локи, который учился лучше, так что Тор в ту сторону не смотрел. Но главное Тор запомнил: магия не требовала больше, чем он сам мог бы отыскать внутри своей головы. Отец повторил это не раз и не два: под конец стало похоже, будто он говорит, что у Тора в голове ничего нет вовсе, и никакой волшебный артефакт здесь не поможет.
- Это не гальд.
Локи тихо шипит, потом с трудом разжимает пальцы. Его передергивает. Кровь капает на первую ступень. Локи проводит по доске ладонью. Он объясняет, когда Тор подходит ближе.
- Руна должна быть окрашена, иначе она пуста.
- Отец не…
Локи оборачивается и берет его за запястье. Запах крови тяжелый и стойкий. Локи побледнел и то и дело облизывает губы. Пальцев Тора касается скользкое лезвие.
- Попробуешь?
- Зачем тебе это?
Тор хотел спросить иначе, хотел спросить о другом, но не из чего было сложить вопрос: опереться он мог лишь на смутное предчувствие.
- Хочу, чтобы ты приложил руку. Чтобы ее сила защищала меня там, где тебя не будет.
Локи придерживает его ладонь второй рукой, и они сцепляют большие пальцы: в детстве, они часами играли в эту игру – какой чей накроет – пока слушали отцовские уроки. Когда кончалось хорошо, один крючком ловил палец другого – и выпускал не сразу.
Локи смотрит на него так честно, так беспомощно и доверчиво, что Тор видит сразу: лесть – просто лесть, Локи собрал с поверхности слова, которыми Тора можно купить задешево. Но лесть по-прежнему сладка. Слова тонут в нем, опускаются в ил. Западают так глубоко, что обратно не вытащить. И Тор понимает, что больше всего на свете хотел их услышать. Он пускает себе кровь и проводит ладонью по рунам там, где должен быть Асгард, а затем прижимает порез к порезу Локи. Пальцы у Локи холодные, а кровь по-прежнему идет, и она – горяча. Локи вдруг стискивает руку Тора так крепко, что даже не верится: откуда бы в нем столько силы? Первым делом, Тор хочет сжать сильнее – показать, что может. А потом обнимает Локи и тянет его голову к себе на плечо.
- Что-то скверное ты затеял.
Говорит Тор, когда пальцы Локи мягко соскальзывают с его руки. Кожа успела прилипнуть к коже. Странное чувство.
Скверное. Скверное.

Фрейя уходит с пира еще до того, как мужчины набираются смелости. Фрейя – не Идунн, смелости подойти к ней надо не много. Исчезает Фрейя где-то между второю и третьей кружкой. Фандрал рассказывает об этом Тору, примостившись на самом краю скамьи. Каждый раз, когда кто-то с кем-то заговаривает – по эту сторону стола, каждый раз, когда кто-то швыряет кружку, или мнет бог девчонке, или обнимает соседа, идет волна – и Фандрал слетает со скамьи.
- Пошли за ней.
Он стоит у Тора над душой, ждет, пока тот ответит.
- Пошли за ней, хочу знать, с кем она сегодня.
Много вещей есть на свете, которых Тор не понимает. Во-первых, совсем не ясно, с чего бы Фрейе быть с Фандралом. Немало она знала достойных мужей, которые даже не усадили бы Фандрала с собой за стол – бегал бы он для них за медом. Во-вторых, столько достойных мужей знала Фрейя, что больше уже ни один достойный муж не прельстится с ней лечь. В-третьих, мало радости видеть с другим мужчиной женщину, которая тебе отказала. Да и, самое главное, видел Тор все ее прелести, видел Фрейю на ложе с мужчиной, слышал, как она визжит, если спугнуть, и запомнил, как подпрыгнула ее румяная грудь, когда Фрейя спорхнула на другой край постели и укрылась своей накидкой. В тот раз, Фрейя была со своим братом, и с тех пор он отбыл в Ванхейм. В тот раз, чтобы проникнуть в ее покои, Локи понадобилось полчаса ковыряться с охранным заклятьем на ее пороге. А это значит, что сейчас им нужен был Локи: самим им было до Фрейи и не добраться.
- Я попробую.
Фандрал выпрямился, глотнул меду и запахнул куртку на груди.
- Ты со мной?
Сиф звать было нельзя: она и за прошлый раз чуть не надела Тору ведро на голову. Помирились только на том, что залезть к Фрейе была идея Локи. Сиф поверила: это могла бы быть идея Локи, хотя и не была в этот раз. В общем, все было почти честно, а почти в историю не впишешь.
Вольштаг разболтает, думает Тор. Хоган не станет, решает он следом. А Тору лень – так что пусть Фандрал идет один и сам залечивает свои сердечные раны.
Все бы хорошо, но ему не лень. И он даже достаточно пьян: вернее, уже не будет пьян сегодня, так что лучшего момента не найти. И оставаться в зале Тор не хочет.
- Узнай, куда она пошла, а потом возвращайся за мной.
Тору нужно новое путешествие. Ему нужен жаркий бой, и поход на Восток, и долгая дорога, за которой не знаешь конца. Ему нужно море, которое не течет по кругу, и победа, которая будет держаться в голове – сколько ее не празднуй и как не искупай ее в эле. Тору нужно за ворота Асгарда. А когда он вернется, можно будет не вспоминать, что его выгнало за порог.
Локи нет на пиру. Локи нигде нет всю неделю. Его комнаты пусты. Родители, кажется, знают, где он. Все знают, где он: все, кому интересно. И поэтому Тор не спрашивает. Он не хочет признаваться, что Локи ему не сказал – и, наверное, не скажет.
Фандрал, вернувшись, шепчет ему на ухо:
- Она отправилась на старый маяк.
Он тянет Тора за плечо, но это ни к чему: Тор встает сам, обгоняет его на пути и первым выходит за дверь.

- Пора уходить.
Даже приходить было не нужно. Не нужно было следовать за Фрейей. Не нужно было пробираться на маяк. Не нужно было искать Локи: а вдруг бы Тор нашел его раньше.
Они стоят в темноте, вокруг сиденья с девятью ступенями. Тор к ним не присматривается: не хочет их узнавать, боится запомнить лица. Фрейя сбрасывает с себя накидку. Она не повторяет заклинание, фигуры движутся, как волна – по ночному морю, но она стоит твердо и смотрит на Локи. Он поднимается по ступенями. Волосы Фрейя шевелятся, точно в них ползают змеи. Про себя, Тор считает: Мидгард, Льесальвхейм, Утгард. Йотунхейм, Ванхейм, Асгард.
Локи стоит на возвышении. Под его босой стопой – руна, которую Тор окрасил своей кровью. Тор тянет Фандрала за куртку обеими руками:
- Пошли!
Но сам не двигается с места. Так же он следил за огнями в лагере противника. Так же он сидел в засаде и ждал, пока зверь выберется из норы. Тор не хочет уйти. Он хочет ринуться вперед. Они лежат на балках, под крышей маяка, на «голубиной жердочке» - узкой площадке, к которой больше не ведет лестница. Она забрались сюда по гладким, за день нагретым камням. Влезли в разбитое окно. Маяк закрыт со времен войны с Ванхеймом. Закрыт, кажется, целую вечность. А война словно бы была вчера.
Фандрал шепчет:
- Никогда не видел ритуала сейда.
И Тор не успевает спросить, что это такое, потому что у него на глазах Локи делает шаг назад. Падает. И повисает в воздухе. Его тело плывет к Фрейе: медленно, как будто против течения. Когда он оказывается рядом, Фрейя берет его голову в свои руки. Она убирает назад его волосы: Тор знает это движение, он видел, как готовят к погребению. Он видит зеленое свечение, которое идет от пальцев Фрейи. От пальцев Локи. Он видит, что у Локи не поднимается грудь, но говорит себе, что это обман. Потом Фрейя целует его брата в губы, и Локи содрогается всем телом. Люди в круге бормочут. Женщина что-то выкрикивает. Почти все они – женщины. Распущенные волосы закрывают их лица. Судорога схватывает тело Локи. Он бьется в припадке. Фрейя прижимает ладони к его груди. Может быть такое, чтобы она желала его брату зла? Может быть Фрейя в обиде на них? Если бы только было так. Если бы она хотела вреда. Если бы все это было против умысла Локи. Если бы это можно было остановить.
Локи взлетает вверх. Он выгибается дугой. На губах у него – пена, слюна течет по подбородку, он укусил себя – и идет кровь. Его глаза распахиваются. Он должен видеть Тора, он совсем близко. На секунду, его взгляд становится осмысленным. Испуганным. И в эту секунду Локи обрушивается на землю, к ногам Фрейи.
Тор уверен, что он упал. Он должен был упасть. Тор видел, как его швырнуло вниз. Но вот он стоит напротив Фрейи, целый и невредимый. А вот толкает ее в сторону. Фрейя бьет его по щеке. Он притягивает ее к себе. Она выворачивается у него из рук. Их движенья похожи на танец: продуманный, отрепетированный, старый танец, в котором известен каждый следующий шаг. Локи – насмешка над похотью, когда его руки ловят стан Фрейи. Фрейя – зеркало мужской страсти, когда она сливается с Локи. Пыль вьется у юбки Фрейи. Огонь вспыхивает в малом круге, заслоняя их от всех прочих. Сам воздух внутри маяка становится жадным и хищным: он тянет дыханье у Тора из груди, стискивает его горло и льнет к его коже. Локи вертится ловко, движется быстро, его тело слушается его лучше, чем в любом его поединке – чем в любом деле вообще. Они сшибаются, как яростные противники, ищут друг друга, как любовники, ловят друг друга, как старые враги. Фандрел смотрит на Фрейю, не мигая, не отводя глаз. А потом его глаза закатываются, и он валится на доски, как неплотно набитый мешок. То ли это мираж, то ли мастерским обман, то ли Фрейя и Локи проходят друг сквозь друга. А потом Фрейа ловит Локи в петлю. Она, резко дернув, затягивает веревку на шее у его брата, и Тор видит, как Локи – с готовностью – падает лицом вперед. Фрейя пинает его в спину. Он скребет по земле ногтями. Она тащит его на себя. Локи стоит на коленях. Она душит его, она его убьет, и Тор видит – будто наяву – как его самого опутывают косы Фрейи. Как они проходят, словно тысячи нитей, на тысяче игл, сквозь его кожу. Как прорастают сквозь него. Как прочно удерживают его тело, поймав в паутину, и медленно удушают его, и вытягивают из него силы: тоже – словно тонкие нити.
Фрейя бьет Локи кинжалом под ребра. Тор бросается вниз, в огненный круг.

- Он будет спать долго. Тебе следует поступить так же.
Локи сбивчиво, рвано дышит во сне. Его бьет лихорадка. Кровь показалась из-под повязки, рана от клинка Фрейи заживает на нем хуже, чем на смертном. Лекарь к нему не приходил. Слуги не заходят в покои. Тор вынес его с маяка на руках. Фрейя кричала. Выл весь круг: точно от боли. Не прошел Тор и десяти шагов, как его встретил патруль. Они отправились на маяк, чтобы узнать, все ли целы, и Тор сказал им о Фандреле. Но никто не помог ему нести Локи домой.
Мать встретила его одна. Она не была удивлена. Не была напугана. Она беспокоилась сильнее от дурного сна или из-за царапин, полученных ее сыновьями в тренировочном поединке.
- Пойдем со мной, - сказала она.
Она сама разрезала на Локи рубашку и наложила повязку.
Тору страшно: потому, что больше не страшно никому.
- У твоего брата свои пути. Все идет, как должно.
Нет. Ничего здесь – не как должно.
- Наберись терпения, вот увидишь, он скоро поправится.
Не скоро.
- Дай ему покой. Сейчас помочь ему может только он сам.
Голова – такая тяжелая, что ее не удержать. По лицу что-то течет. Тор не сразу понимает, что кровь пошла из носа. Мать заботливо стирает ее платком. Она целует Тора в макушку и тянет его за руку. Он поднимает на нее взгляд. В ее глазах столько доброты, столько веселой мудрости, как ее не послушать. Она наперед знает все, о чем он думает: бестолковый. Она видит, куда его несет. Она простит ему.
- Отец сказал, ты знаешь это колдовство.
Отец сказал не это – и не ему, но в целом – почти правда, а «почти» не впишешь в историю.
- Почему ты ему не поможешь? Почему ты?..
Почему ты не учишь его, если кто-то должен учить его – такому? Почему ты ничего не сказала мне? Почему его не остановила? Почему так случилось, что его ударили ножом? Почему это была не твоя рука, если чья-то рука должна была это сделать?
- Мои уловки не годятся, чтобы ему помочь. Да и силы здесь нужны такие, к которым я не прибегну. Моя любовь к нему слишком сильна. Не так просто провести мужчину через эти двери, Тор. Твой брат будет первым принцем Асгарда, который получит в свои руки это колдовство.

Дерево не горело, не трескалось под ударами, ни один инструмент не взял его. Колотить его Мьельниром было все равно, что взбивать подушку. Сиденье с девятью ступенями стояло на прежнем месте. На досках не осталось ни царапинки.
- Кто решился тебя так разгневать?
Локи стоял у входа. Он опирался на стену и был еще очень бледен. Веки его были тяжелыми, а кожа покрылась испариной. Тор отшвырнул молот в сторону: от греха подальше.
- Ты меня разгневал, Локи.
Даже опрокинуть эту дрянь не удалось: стояла прочно, как стены Асгарда.
- Ты опозорил себя. Ты подверг всех нас опасности. Ты играешь с силами, которых не касаются мудрейшие из магов.
Тор стоял теперь перед ним. Очень хотелось ударить, но стоило это представить, стоило сжать кулак, как к горлу подкатывала тошнота. Он был таким слабым, его младший брат. Был так уязвим. Воин не должен доходить до такого. Никогда воин не должен становиться тем, с кем не достойно будет сразиться.
- Ты напугал меня до смерти.
Тор стиснул его лицо между ладонями. Локи был холодным.
- Все прошло удачно, я скоро оправлюсь. Ты даже не нарушил ритуал, мне…
- Ты пообещаешь, что больше этого не будет. Больше ты туда не поднимешься. Локи!
На губах у брата расплылась дурацкая, хмельная улыбка. Тора он не видел, глаза смотрели мимо. Его шатало.
Тор усадил его на солому, опустился на колени рядом. Обшарил Локи взглядом: убедился, что он действительно цел. Ему нужно было вернуться в постель. Кто-то должен был за ним посмотреть. Если лекарь не шел сам, значит, Тору следовало его притащить – за шиворот.
В петле.
У Локи на шее остался след от веревки.
- Не вздумай. Не смей. Не полезешь в это, не полезешь больше никогда. Оно убьет тебя.
Локи обнимал его за шею. Чуть покачивался: уже не от лихорадки – а так, как делала мама, давно-давно, в те времена, каких в истории воина не должно быть вовсе. В те времена, когда Тор вскакивал от кошмарного сна или ревел, рассадив коленку.
- Не тревожься обо мне.
Тор прижался лбом к его виску. Он хотел слушать спокойные мысли Локи. Хотел, чтобы они стали его собственными – и вытеснили все остальные.
- Худшее позади, да и что там худшего?
Локи говорил мягко, говорил правильно, говорил только то, что хотелось услышать.
- Я слабее тебя, я всегда был, но и мне ничто не грозило.
Локи не вставал с постели две недели. Лихорадка вычерпала его до дна. Отец не хотел ни говорить о нем, ни слышать. Служанка, которую Тор поймал у его покоев, сказала, что во сне принц метался и звал королеву. Сам Тор войти к нему не смог: порог был запечатан – теми же рунами, которыми охраняла свой покой Фрейя.
- Это просто фокусы. Фокусы и трюки. Пустая возня. Не о чем тут беспокоиться могучему Тору: ты каждый день вдвое сильнее рискуешь на поле битвы.
Это просто фокусы, думал Тор, пока Локи перебирал его волосы. Фокусы и трюки. Пустая возня.
Это просто фокусы. Мысль поселилась в его голове и легла так, как будто была там всегда. Гнать ее не хотелось: что бы Тор делал без нее, он не знал. Остановить Локи было так же невозможно, как расколотить покрытые рунами доски. И тогда еще Тор не знал, что своей кровью защитил постройку от своей же руки. И когда пальцы Локи вплетались в его волосы, он не ждал подвоха, не видел при Локи оружия: он не чувствовал, как плетется вокруг него колдовство. Когда змеи выползали у Локи из-под ног, и огонь вспыхивал вокруг него, вода превращалась в яд, его тело - в призрак, когда Локи щурил глаза на свету и с трудом держался в седле после боя, где потребовалась его магия, когда тени проглатывали его брата, Тор повторял себе:
- Это просто фокусы.
Очень скоро, он забыл, что когда-то думал иначе. Потом страх за Локи прошел вовсе: как будто никогда и не жил в его сердце.